Теория и Практика Криптоэкономики

Что это такое и как криптоэкономика меняет архитектуру взаимодействия пользователей и интернет-продуктов

Последние примерно три года основным направлением моей работы, интереса и области исследований является активно развивающаяся область, названная однажды страшным, но весьма точным словом криптоэкономика. Для человека далёкого от области децентрализованных систем из названия может сложиться ощущение, что криптоэкономика — это про сбор инвестиций под токены и коины, трейдинг и спекуляции, но на самом деле это скорее вещь диаметрально противоположная от такого понимания блокчейна. Мой тезис, наоборот, в том, что даже по сравнению с криптовалютами и уж тем более любой блокчейнизацией, токенизацией, регуляцией и спекуляцией — криптоэкономика это самая фундаментальная инновация в проектах вроде Биткоина, Эфириума и десятков других, и именно эта область (уже — науки) наиболее сильно изменит наш мир: как бизнес-модель, как интернет-продукт, как подход к генерации и распределению ценности в обществе (читай: как экономическая система).

В этой серии постов я предлагаю рассмотреть теорию и практику криптоэкономических систем, их применимость и потенциальный эффект на мультитриллионые рынки, которые они могут иметь в относительно недалекой перспективе.

Что такое криптоэкономика

Источник: https://www.ivey.uwo.ca

За страшным, немного отдающим сектанством словом стоит почти что математического уровня формальности определение. Ровно так же как криптопанки, которые подарили миру ассиметричную криптографию, PGP, torrents (DHT) и, в конце концов, Bitcoin ни разу не были панками — а были по большей части состоявшимися учёными, уважаемыми профессорами топовых мировых университетов, так и за криптоэкономикой стоят вполне академичные и для кого-то наверное даже скучные математические модели из теории игр и асимметричная криптография. Традиционно основной трудностью, и потому ценностью этой науки считается “женитьба” этих двух частей:

1. С помощью теории игр и экономики протокол моделирует поведение участников системы в будущем. Это достигается с помощью (1) создания рациональных экономических, финансовым стимулов, мотивирующих участников на заданное поведение и (2) создание системы наказаний для борьбы с мошенничеством, различными векторами атаки и нежелательным поведением. Стандартный пример будет заключаться в создании протокола майнинга, где майнеры получают комиссии за включение как можно большего количества транзакций в блоке, при этом они несут убытки за потенциально недобросовестное поведение (слэшинг или “сжигание” депозита в PoS системах, форк или падение стоимости базового актива — Nakamoto Consensus — в PoW системах)
2. С помощью криптографии протокол сохраняет в неизменном виде историю работы системы в прошлом. Речь идёт как о неизменном хранении данных (например, благодаря наличию хеша заголовка n-1'ого блока в n’ном блоке в Биткоине), так и о противодействии цензуре: и внешней, и внутренней. Поведение всех участников гарантированно фиксированно, но при этом обычно анонимно. Это позволяет строить репутацию и вообще работать с любыми данными не раскрывая личности их владельца.

Итого, криптоэкономика — это наука об экономических взаимодействиях в априори враждебной среде. В частности, большинство практических вопросов связано с принятием решений в децентрализованных системах без единой точки контроля, причём таким образом, что бы в условиях когда каждый участник системы максимизирует свою личную экономическую выгоду, вся система в целом стабильно работала и максимально эффективно решала поставленную задачу.

История криптоэкономических систем

Первыми прото-криптоэкономическими системами были появившиеся аж в 1994 году BitGold Ника Сзабо (так и оставшийся только концепцией) и Digicash Дэвида Чаума (не получивший большого коммерческого успеха в силу слабого распространения интернета в то время). Первым проектом, который смог достигнуть реальной децентрализации и полностью полагался на описанные выше принципы стал Биткоин — сеть, в которой группы стейкхолдеров не доверющих и не знающих друг друга поддерживают работоспособную денежную систему (10 лет подряд без единого обрыва, кстати говоря!) опираясь каждый лишь на свои личные рациональные стимулы без централизованного авторитета.

Следующим после Биткоина крупнейшим проектом стал Эфириум, и именно он продвинул идею криптоэкономики значительно вперёд. Дело тут не в технологии, которая используется внутри самой сети, а в её возможностях — впервые в мире построить собственную денежную или экономическую систему получил возможность абсолютно любой человек на земле! Достаточно несколько десятков строчек кода на solidity — и вуаля: вы запустили свой токен, bonding curve, curation market, децентрализованную биржу, рынок предсказаний, децентрализованный благотворительный фонд, DAO, и десятки, десятки других применений.

Безусловно, если дать какую-то технологию в руки миллионов, то всегда найдутся те, кто начнет использовать её во вред, но мир обычно довольно быстро сам разруливает этот процесс. ICOшники по больше части отмерли, большинство скамкоинов торгуется на пороге отметки 0 и большинство “криптоинвесторов” научились не давать денег проходимцам, мошенникам и устроителям “криптобанков” и “платформ для ICO”. И вот наконец, как после любого подобного хайпа — облаков, AI, WAP, мобильных платежей — за шустрыми и ушлыми мошенниками неизбежно приходит время реального, медленного, но неизбежно планомерного развития. потенциал виден уже сегодня, принципы просты и понятны, но дьявол всегда кроется в деталях, и победит всегда тот, кто готов к интеративной, последовательной и основанной на реальном живом использовании разработке.

Давайте разберемся в принципах криптоэкономики, продуктовых и бизнесовых свойствах, которые она позволяет и почему это значительно, в десятки раз, повысит эффективность целых отраслей интернет-бизнесов.

Вместо компаний — экономики

В классической монументальной работе “Природа Фирмы” (1937) Рональд Коуз определил любую фирму или корпорацию как

Cеть отношенческих контрактов между собственниками с целью снижения трансакционных издержек при наличии оппортунистического поведения экономических агентов и асимметричности владения информацией

За многие годы это определение доказало свою точность, причем применимо как к IT-стартапу, траснациональной корпорации или государственной монополии.

Любая организация имеет бОльшую эффективность и скорость распространения информации и товаров внутри себя, именно поэтому она значительно конкурентнее чем открытый рынок с незнакомыми друг другу экономическими агентами. Основаная причина формирования таких замкнутых систем это наличие финансового, информационного и человеческого капитала, но именно публичные блокчейн сети, решив проблему доверия, помогли нам создать открытые рынки, где даже среди незнакомых и не доверяющих друг другу агентов может существовать скорость доступа к информации, к контрагентам, доверие и ликвидность не хуже, чем у современных корпораций. Более того, ниже я постараюсь показать почему для отдельных (преимущественно строго онлайн) отраслей эффективность такого рода сетей будет (зачастую, в разы) выше, чем у классической Фирмы.

Криптосети по своей природе меньше напоминают централизованные компании с иерархией течения капитала, информации и принятых решей, и всё больше — небольшие замкнутые экономики, подверженные лишь внутренним рыночным законам. Такая цифровая экономика использует токен для создания искусственного дефицита внутри сети, которая в свою очередь используется для мотивации участия распределённой сети людей, компьютеров, роботов, алгоритмов нас вклад ценных ресурсов, времени и знаний. Таким образом, одни лишь правила криптопротокола позволяют ему управлять ресурсами внутри. А поскольку для криптопротокола не обязательны долгосрочные контракты или доверие между участникам внутри (как раз это и достигается за счет криптоэкономических стимулов), то подобная сеть может быть значительно больше и управляться эффективнее, чем корпорация с единым центром доверия и принятия решений.

Конечная цель любой криптоэкономической системы в отличии от классической корпоративной структуры или структуры фирмы — максимизация ценности генерируемой открытыми протоколом. А поскольку, при грамотной реализации, подобно Биткоину сам протокол не имеет лидеров и владельцев, никто в мире не извлекает из него дополнительной выгоды и никто не имеет дополнительного, то именно поэтому криптоэкономические открытые сети позволяют большому количеству стейкхолдеров имеющих разнонаправленные интересы иметь общую мотивацию завязанную на максимизации капитализации сети (цены токена с фиксированной эмиссией) посредством добропорядочного участия в протоколе. В итоге мы получаем систему, где не доверяющие и не знакомые друг с другом экономические агенты преследуя исключительно свои личные рациональные финансовые интересы в итоге работают на увеличение стоимости, а значит полезности сети. Например, если майнеры Биткоина работают добросовестно, не цензурируют транзакции и не допускают форков, то сама валюта биткоин начинает иметь большую ценность и большее использование на рынке, следовательно её неспекулятивная цена растёт, следовательно растёт заработок каждого конкретного майнера. Именно это и называется Nakamoto Consensus.

Новая бизнес-модель

Многие называют блокчейн революцией. Я не сторонник слишком уж пафосных выражений без значительных (в первую очередь — стилистических) на то причин. Да, блокчейн это новая платформа, а децентрализация это новая веха развития IT, после мейнфреймов, персональных компьютеров, интернета и мобильных устройств. Но всё-таки главное, что принесли нам криптоэкономические сети это новую бизнес-модель. Звучит не так воодушевляюще, но, если разобраться, бизнес-модели это вещи довольно редкие и появление каждой новой заслуживает десятков или сотен книг и конференций. Согласно признанному эксперту в области, автору книги Business Model Generation, Александру Остервальдеру:

Бизнес-модель — это способ, которым организация создает, передаёт и генерирует ценность

Согласно его же книге, в мире за всю историю предпринимательства появилось не более 45 различных бизнес-моделей. Последними из них можно назвать модель two-sided market — AirBnB, Uber, Delivery Club.

В сравнении с ними, криптоэкономические сети похожи в том плане, что они тоже создают рынок для двух или более групп стейкхолдеров и сам протокол необходим именно для фасилитации экономической активности между ними. Однако, ключевая разница заключается в том, что в криптосетях не существует централизованной компании (её основателей, акционеров), которая стремится извлекать прибыль из самого продукта. В этом случае вся дополнительная ценность, создаваемая из этой экономической активности возвращается обратно пользователям протокола в виде более низкой цены. Для инвесторов же, в свою очередь, подобные модели не менее интересны, так как они позволяют им получить в виде личной прибыли часть это генерируемой протоколом ценности.

Основным способом для этого является рост цены токена. Работает это следующим образом:

1. В модели токеномики закладывается фиксированная эмиссия или конечный запас денежной массы монет или токенов.
2. Сам продукт проектируется таким образом, чтобы рост использования генерировал дополнительный спрос на внутреннюю валюту.

Для криптовалют: больший оборот и распространённость как платежного средства увеличивает спрос на актив

Для токенов управления: С ростом количества ценности внутри протокола голосование и политическое влияние на сеть через подобные токены начинает расти в ценности, следовательно растёт и цена

Для токенов участия: Генерирует рост капитализации за счет создание полезной работы на рынке, а пользователи внутри протокола зарабатывают и вознаграждаются за активное участие. Примерами подобных токенов могут быть модели курации (TCR) — FOAM, AdChain, Curation Network. Другим примером являются медиа-проекты, фактчекинг. Отдельным подтипом подобных токенов являются токены, которые предоставляют доступ к какой-то уникальной информации, например, Ocean Protocol, проекты в сфере Healthcare и анализ больших данных.

Для скидочных токенов: Объем скидки будет расти вместе с ростом оборота внутри продукта.

3. При росте спроса на актив таким же образом создаётся ликвидность, что упрощает возможность “экзита” для инвестора.

4. При отсутствии спроса на продукт, при наличии более совершенных или выгодных продуктов конкурентов или, что наиболее часто встречается, при отсутствии желания пользователей конвертировать фиатные деньги в криптовалюту для покупки товара или услуги криптосети, — во всех этих случаях цена токена падает, ликвидность сокращается и сама криптосеть постепенно исчезает благодаря естественным рыночным силам. Это аналогично платой за риск (profit = f(risk)) в трационных инвестициях.

Помимо исключительно монетарных выгод, криптосети дают инвесторам следующие преимущества:

• Стейкинг: возможность зарабатывать небольшой процент на свои инвестиции (аналогично банковскому депозиту), неся риск ответственность валидировать честность и создания доверия между остальными пользователями
• Голосование: в криптоэкономических моделях инвестор владеющий долей токенов не имеет никаким образом меньше влияния на развитие протокола, чем основатель или руководитель разработки. Поскольку в децентрализованной сети обязательно отсутствия возможности команды разработки узурпировать сеть и устанавливать своё видение развития, то все решения принимаются консенсусом и естественной рыночной эволюцией — любая идея может быть опробована в виде форка, но выживут лишь те, которые докажут свою экономическую дееспособность и эффективность.
• Ноды и мастерноды: в дополнение к чисто финансовому участию, инвестору обычно так же выгодно поддерживать и развивать инфраструктуру сети. После того, как он уже “проголосовал рублём” купив значительную долю токенов, его личной финансовой мотивацией является поддержание работоспособности, честности и быстродействие продукта. Поскольку прибыль от работы сети разделяется поровну между всем держателями токенов, а не в виде прибыли какой-то отдельной корпорации, то и всю необходимую инфраструктуру так же поддерживает сообщество, а не условный Uber.

Почему сейчас самое время для криптоэкономики?

Экономика — наука о распределении ограниченных ресурсов в условиях неограниченных потребностей. Именно это определение я выучил на первом курсе макроэкономики и с тех пор довольно много думал над значением каждого слова в этом предложении. Со временем я прихожу к выводу, что само определение является наиболее точным из сотен других вариантов, однако практическая экономика — на уровне стран, индустрий и людей, а не теоретических концепций — на сегодняшний день довольно паршиво справляется с поставленной задачей.

С начала технической революции IXХ века эффективность производственной силы на планете неизменно растёт, причём растёт с некоторым ускорением. Каждый год производство одного батона хлеба, одного Мерседеса и одного букваря становится дешевле в реально затраченных на это ресурсах — в первую очередь в виде времени. Все валюты мира имеют инфляционный характер именно с целью отразить этот рост, а так же чтобы дать их контролёрам — правительствам — возможность управлять эмиссией и безнаказанно перекладывать траты на своих граждан, или, в случае с долларом, на граждан других стран — пользователей долларов.

Количество людей увеличивается, технологии обновляются. Одна и та же фабрика и один и тот же мастер-сапожник через 10 будут выпускать неизменно больше сапогов тратя примерно столько же времени и ресурсов. Почему? Накапливаемый опыт и любознательность человека, его полнота идеями и ленью, т. е. стремлением сэкономить энергию — это древние качества, присущие нам даже в самые мрачные и трудные времена. Современные дома проще и дешевле в постройке и в то же время долговечнее. Похожая тенденция на больших промежутках видна во всех индустриях, а в связанных с IT — она близка к экспоненциальной. Отсюда неизбежность безусловного дохода в странах, где уровень эффективности производительности труда приблизился к объёму потребления.

Экономика ХХ века выглядит если не пугающе, то волнующе: любая массовая теория создавалась только чтобы оправдать и, по возможности, описать текущую политическую систему. Вся коммунистическая идеология на практике существовала и продолжает существовать во многих странах с одной очень мерзкой целью — оправдать кровожадные амбиции разношёрстных режимов и революций (моментов активного перераспределения благосостояния наций) во всех странах мира. Кейнсианское сверхпотребление ради сверхпотребления было так же необходимо для успешного ухода от золотого стандарта и создание способа существования целых наций “в кредит”. В реальности же и то, и другое отражает не финансовые параметры, а власть — отдавать кредит будет тот, у кого ядерных ракет окажется меньше, но это уже не связано с задаче распределения ресурсов, а с задачей за них борьбы. Т.е. не разум, а сила. Социалистические режимы раз за разом показывают свою нежизнеспособность, но вороватых диктаторов по всему миру, желающих построить благосостояние на уничтожении собственного народа не становится меньше: посмотрите на Африку, Северную Корею и добрую половину Южной Америки.

Более близкая нам теперь западная модель потребления так же доведена до абсурда. Компании стремятся выпускать некачественные и переполенные ненужными функциями товары, чтобы те быстрее ломались и каждый год рабы корпораций мчались в сверкающий стеклом магазин за очередным электрическим дилдо для мозгов. Четвертый телевизор, третья машина и вторая квартира кажется уже не развратом, а “рациональным потреблением”. Мои некогда одноклассники — дети российских олигархов — вот уже в тридцатилетнем возрасте за неимением каких-то уж слишком выдающихся качеств характера или интеллекта, вынуждены покупать им искренне не нужные квартиры или часы за сто тысяч долларов, которые в нашем извращенном бизнес-мире называются словом “статус” и без которых вход на любую советскую (светскую) тусовку заказан.

Биткоин, на удивление, будет импонировать сторонникам обоих теорий: для коммунистов/социалистов — это первая в истории человечества реализация настоящего “коллективизма”, где не важен ни один участник кроме сети целом; для капиталистов — это абсолютная, доведённая до предела идея частной и вечной собственности. Да, задача биткоина на ближайшие десятилетия это уничтожение институтов банков и государств, но плоха та цель, которая ставится во имя деструктива. Созидательный посыл по-настоящему децентрализованных криптоэкономических протоколов заключается как раз в формировании системы правил, по которой ценность (включая ранее неквантифицируемые сущности вроде информации, времени) создаётся и обращается в обществе. Уменьшая транзакционные издержки и делая потребление прозрачным, такой протокол ускорит оборот товаров и услуг.

Мораль? В мире не существует рациональных экономических агентов, кроме тех, которых мы запрограммировали сами.

Принцип невозможности зла

Can’t Be Evil

Adam Back, CEO Blockstream

Знаменитое, но, как выяснилось, больше не используемым мотто компании Google является фраза “Don’t Be Evil”, что переводится как “не твори зла”. Автор первого в мире алгоритма proof-of-work Адам Бэк, говоря про Биткоин, сформулировал его криптоэкономический принцип “Can’t Be Evil” — “(при всём желании) нельзя сотворить зло”. Это очень точно отражает обязательное требование ко всем успешным публичным криптопротоколам: необходимо спроектировать систему мотиваций и взаимодействий незнакомых между собой пользователей так, чтобы негативные действия ведущие к снижению общей полезности (=капитализации) сети были либо невозможно (криптографический функционал), либо вели к личным финансовым потерям самого пользователя (теоретико-игровой функционал). То, что в классической системе регулируется правом, в криптосетях регулируется правилами протокола.

При этом, эти правила открыты, исходный код публичен и любой вправе попробовать обмануть, найти уязвимость в протоколе. Иногда это удаётся, но именно благодаря такой публичной эволюции, открытым блокчейнам удаётся развиваться быстрее проприетарных систем. Есть серьезная мотивация крайне оперативно исправлять небольшие ошибки и проблемы, больше чем у корпорации. А если в сети находится критическая уязвимость, то её открытый код останется жить как основа для следующего поколения более совершенных, более бзопасных, основанных на предыдущем опыте сетей.

Централизованные компании часто становятся заложниками различного рода конфликтов интересов. Например, Cloudfare недавно столкнулась с требованием закрыть доступ к нео-нацистскому сайту, которому в результате длительных обсуждений была вынуждена подчиниться. С точки зрения публичных криптосетей, вопрос здесь не в том правильно ли они поступили. Вопрос в том, что такой возможности не должно быть технически ни у одной централизованной организации. Кому не понятно почему, стоит читать и перечитывать декларацию Независимости США столько раз подряд, пока не станет это не станет само собой очевидным.

Ещё один запрос на выдачу пользовательских данных к круптому хостеру DreamHost поступил от Министерства Юстиции США за то что один их клиентов разместил вебсайт направленный против Дональда Трампа. Централизованные провайдеры и хостеры получают власть над пользователями, а значит их можно заставить действовать в тех или иных интересах. Ни одна интернет-компания не должна иметь выбора обсуждать быть им злыми или нет — у них просто не должно быть такой возможности в силу архитектуры протокола.

Есть множество механик, с помощью которых блокчейн проекты решают данную проблему:

• Обязательное шифрование и принудительная работа исключительно через маскирующие сети, вроде TOR
• Избыточное количество каналов связи, например, для Биткоин уже сегодня можно использовать даже не имея интернета через спутники Blockstream Satellite
• Альтернативная система доменных имён, вроде ENS (ethereum name service), которая избавляет от необходимости доверять DNS-серверам
• Системы вроде Handshake, которые устраняют необходимость Сертифицирующих Центров (X.509)
• Децентрализованное хранение данных, вроде IPFS и Swarm, которое гарантирует доступность (причём доступность исключительно владельцем) данных, при этом ни один внешний агент не сможет даже назвать страну или сервер, на котором эти данные располагаются
• Браузеры со встроенной анонимностью, вроде Brave, Mist, Blockstack, Trust и много других

Эта парадигма не заключается в том, чтобы полностью отсутствовала цензура — но она делает цензуру опциональной для каждого пользователя. Такой, чтобы ни одно государство или корпорация не могла навязывать свои моральные правила другим людям.

От суверенных государств к суверенным пользователям

Интернет зарождался как инструмент радикального самовыражения. Основной причиной его успеха и гениальностью Тима Бернса-Ли, продуктов вроде Mozaic и Netscape была открытость и простота. HTML никак нельзя назвать функциональным языком, но он позволил каждому желающему проявить себя в Сети. Любой мог создать свой собственный сайт и публиковать там что угодно, при этом быть доступным из любой точки планеты.

Хоть и технически за эти 25 лет мы продвинулись вперёд, но в качественном плане Web уже потерял ту свободу и инстинную децентрализацию, на которой был построен. Сноуден показал нам, что почти не существует способа передавать информацию по сети, минуя всеслышащие уши NSA. Китай, Россия, Иран, Турция и со временем все больше стран пытаются (пусть и почти безуспешно, но крайне активно) каким-то образом ограничить, запретить, заблокировать и контролировать свободу слова в интернете. Но главное поражение децентрализация потерпела не от государств, а от корпораций. Три миллиарда человек используют интернет каждый месяц, но при этом большая часть этого использования ограничивается парой десятков провайдеров и сервисами Google, Amazon, Facebook, Netflix, Apple, Alibaba, Baidu, Twitter и так далее.

Проблема не в том, что эти сервисы какие-то внутренне плохие или хотят зла своим пользователям, но проблема именно в их централизации. Они зарабатывают на данных, которые принадлежат не им, а пользователям. Они принимают решения о том, что можно публиковать, а что нельзя. Они выбирают судебные требования какой страны исполнять, а какой игнорировать. Они предоставляют нам доступ к базовой инфраструктуре и информации, тогда как сама эта информация по своей природе является свободной.

Недавнее довольно громкое событие — GDPR, который по идее должен был вернуть контроль над данными обратно людям, их владельцам — это временный костыль. Законы это не плохо, но математическая доказуемость всегда лучше. zk-криптография позволяет формально доказуемо владеть своими данными и выдавать, в том числе revokable, ключи на доступ к ним сторонним сервисам, контрагентам, государству. Если Google и Facebook хотят зарабатывать на моих данных, то я могу дать доступ на это за 0,0000001 BTC за каждый визит. Это прозрачно, справедливо, доказуемо и в отличии от закона гарантированно enforceable — я не могу «нарушить» математику или нелегально решить дискретное логарифмирование.

А поскольку это выгодно не единицам, а миллиардам, то и усвоение такой практики должно быть неизбежно. Завязанные на данные сервисы неизбежно со временем превратятся в открытые протоколы, потому что это выгоднее всем (генерирует больше добавленной ценности). А открытые протоколы регулируются криптографией и экономическими стимулами внутри, а не внешними локальными законами. Разработчики подключаются к этим протоколам, подобно тому как Google или Facebook строят бизнес поверх Ethernet/TCP/HTTP.

Как работает децентрализация?

Децентрализация красивое слово, красивое политическое кредо, но практически невыполнимая задача, когда дело доходит до практики. Начнём с того, что децентрализация в распределённых системах должна строиться на двух уровнях сразу:

Техническая децентрализация — отсутствие единой точки отказа для всей системы

Организационная децентрализация — отсутствие единого лица, которое может самовольно или по принуждению повлиять на систему

Добиться успеха в децентрализованной системе, нарушающей правила, сложно по крайней мере по трем причинам:

• Наиболее стабильное и равновесное состояние такой системы это статус кво, следовательно большинство участников будет крайне неохотна и не склонна к изменениям. При этом небольшая группа энтузиастов может быть крайне активна. Подобная проблема в некоторых экономических системах решается с помощью квадратичного голосования, между математической моделью и практикой всегда есть огромная пропасть неучтённых переменных.
• Координация трудна и дорогостоящая, особенно со многими параноидальными участниками, чьи интересы не обязательно очевидны для вас.
• Крупные игроки подвержены риску — даже если вы хотите сделать что-то, что, по вашему мнению, вы можете сделать и которое будет популярно среди всех заинтересованных сторон, вы должны рассмотреть вопрос о важном дополнительном заинтересованном субъекте.